Нас с пристани перевезли в ближайший лагерь под названием "Victor Hugo", в котором и разместили нас. Моя семья, состоящая из пяти человек детей, меня и жены, поместилась в кабинке 2,5 х 2,5 метра, при двух узких кроватях, и при этом неотапливаемой. Лагерь состоял из деревянных продырявленных бараков, крытых прорезиненным тентом. Спала семья так - на кровати жена и две младшие дочери (1 г. и 2 года), на другой кровати - две дочери 13 и 9 лет, на скамейке - я, на столе - сын, 11 лет....
Устроившись, через два дня я стал на работу на сахарном заводе, получая в час - 1 фр. 15 с. Через десять дней стали на работу старшая дочь за 50 сант., а сын - за 20 сан. в час... Тяжело было переживать тяжелую работу и дочери и сына, да и моя была не из легких, но другого выхода на было, дабы семья не голодала бы...
Спустя шесть месяцев две старшие дочери были устроены в прекрасный колледж на полном пансионе, а сын уже учился в лицее, да и мое трудовое положение изменилось - я перешел работать в порт, поначалу с 8 ч. до 4 утра, получал в час 3 франка...
Тяжелая работа в порту, разгрузка и погрузка пароходов, грубость и ножевая и кулачная угроза рабочих-итальянцев, возвращение в холодную кабину и вид малюток с распухшими от холода руками, частые слезы жены создавали у меня тяжелую душевную мораль, и часто, часто эта тяжелая мораль смывалась слезами - и на душе становилось легче, и со словами "Буди, Господи, воля Твоя" встречаем новый день и проживаем так же, как и вчерашний...
Примерно так белоэмигранты проводили время на самом деле. Фото: Fox Photos / Getty Images.
Примерно так белоэмигранты проводили время на самом деле. Фото: Fox Photos / Getty Images.
Не знаю по чьему ходатайству, но из ночных работ меня перевели на дневную работу, а это много легче. Помню, стояло жаркое лето, и вместо перевозки на тачках мешков с мукой меня назначили перевозить из порта в пакгаузы шампанское в ящиках. Работа была каторжная: по неровно-выпуклой мостовой, груз в 250 кило на шаретке нужно было протащить в сильную жару - расстояние около 400 м. И вот, в один из таких "рейсов" кто-то тоже с шареткою, нагруженной ящиками с шампанским, обгоняя меня, вдруг остановился и сказал:
- Извините меня, Вы - капитан Булюбаш?
Я ответил утвердительно, и "кто-то" бросился меня обнимать... Это был мой юнкер Чарыков, окончивший Чугуевское юнкерское училище в 1909 году, а сейчас - капитан... Вспомнили прошлое, и вспомнили с радостью, но когда коснулись настоящего, то нам обоим стало невыносимо грустно и стыдно... И мы вместе потащили шампанское... И при повороте в проулок из последнего выехал воз, нагруженный ящиками также с шампанским, а лошадь, тащившая воз, была в большой сплошной шлее, и мне показалось, что лошадь, увидевши меня за тою же работой, которую выполняла и она, широкой улыбкой осклабилась...
- Господин полковник, какая ирония судьбы над нами! Вот было время когда мы пили шампанское, а теперь мы развозим его, чтобы пили другие... Даже этот конь насмехается над нами... И между конем и русским офицером теперь нет разницы! Вот до чего наша проклятая либеральная интеллигенция довела и Родину там, и нас здесь! - проговорил капитан Чарыков и носовым платком смахнул "пот" с глаз...
Чарыков нервно вздрагивает с платком... Я успокаиваю его, а у самого далеко не спокойно на душе - из-за этой встречи с конем...