100 ЛЕТ: ДНЕВНИК 1-ГО КУБАНСКОГО ПОХОДА. 14 февраля. Переход в станицу Хомутовскую, 20 верст, по «Соляному шляху»
Рано утром подъем и выход в дальнейший поход. Куда? Туда куда поведет ген. Корнилов. Тяжело идти по густой черноземной грязи, особенно авангарду. У многих сапоги быстро «дали течь» и развалились. Совершенно вязнут сестры милосердия, идущие в слишком больших на них сапогах, которых они не могут вытащить из глубокой грязи. Мужчинам приходится переносить сестер па руках на твердое место, а потом вытаскивать отдельно и их сапоги. До лучшей дороги всех сестер отправили в обоз.
От усталости на малых привалах все сразу валятся на землю. Но еще горше необходимость на этих коротких остановках бежать «до ветру». Нужно наспех стаскивать с себя, что положено в этом случае, потом все заправить на свое место и успеть стать в строй до конца припала, а иначе приходится бегом догонять свою роту. Тогда поневоле вспоминается поговорка:
«Хорошо служить в солдатах, впрочем очень чижало».
Во второй половине дня, после 20 верстного перехода Армия втянулась в станицу Хомутовскую, куда уже раньше были высланы квартирьеры, с предупреждением не препятствовать расквартированию Армии. Атаман станицы подробно расспрашивал квартирьеров о задачах Армии, и как она останется в Хомутовской, и не начнет ли отсюда действия против красных.
В Хомутовской, как и в других донских станицах фронтовики против своих стариков и против Армии: «Довольно навоевались и вшей собой кормили».
Но все же никаких выступлений против Добровольцев не было, и казаки и казачки радушно встретили пришедших, но к цели похода были равнодушны: «большевики нас не тронут!».
За порядком в станицах во время остановок наблюдал Комендант Штаба Армии энергичный полк. Корвин-Круковский. Работы в комендантском управлении было много, так как вся тяжесть «тыла» ложилась на него.
Со всех сторон поступали приказы с требованиями то одного, то другого, что заставляло иной раз даже такого энергичного Коменданта, как полк. Корвин-Круковский, задумываться и гадать, чей приказ он должен исполнить. Заводить же специальную канцелярию для этого и вести реестры входящих и исходящих бумаг — было невозможно, ибо наше управление было на ногах. Приговоры осужденным за проступки писались на простых листках бумаги и передавались в штаб Верховного. Там на них же писались резолюции, в большинстве случаев Ген. Корнилова, помеченные «+» (следовало наказание) или «—» (оправдание).
На следующий день рано утром кто еще спал, кто умывался, вдруг: трах, трах.
Та-та-та... ответили пулеметы, и свинцовые шмели зажужжали по станице.
Выскочили на улицу. Что такое?
По направлению от противника шел разъезд конного дивизиона.
- Что, щеголи, проспали, — посыпались насмешки добровольцев. Несчастные щеголи в рваных полушубках, благоразумно промолчали. Нужно было видеть их истрепанных коней, чтобы понять, в чем дело.
Беглым шагом вышли дежурные роты офицерского полка и рассыпались в цепи перед станицей. Впереди мелькала б лая папаха командира полка ген. Маркова.
Снаряды сыпались на станицу, как из мешка. Пулеметы подвигались все ближе и ближе.
В обозах суета. Спешно запрягают коней, те пугаются выстрелов, бросаются, путаются в постромках. Начальство ругается. Вот выдвинулся санитарный обоз. На рысях прошел политический отдел .
Бум, бум, бум, заговорили, наконец, и добровольческие трехдюймовки.
На душе сразу стало легче.
Пулеметы противника стыдливо умолкают, попали, значит, в самый раз.
Выше, из станицы - артиллерийский парк, и потянулось интендантство.
Фрагмент из книги ПЕРВЫЕ НАЧАВШИЕ. К 100-летию 1-го Кубанского (Ледяного) похода